Названия рубрик

Последний номер

Архив номеров

Из рубрики: Момент истины

Главная / Момент истины / Наш тоскующий Небесный Отец
2016 | №6

Наш тоскующий Небесный Отец

Отец и Сын

Очень многие представляют себе Иисуса Христа и Бога Отца полными противоположностями вхарактере. Спаситель по характеру представляется чутким, любящим, всепрощающим, снисходительным, а Бог Отец – строгим, жестким, неумолимым и грозным.

Склонность противопоставлять Бога, как строгого Отца, любящему Христу, к сожалению, пронизывает всю христианскую историю.

Еще раннехристианский богослов Маркион, живший менее чем через сто лет после смерти Иисуса, пропитанный греко-римскими гностическими идеями, развил до крайности богословие двух разных Богов. Он представлял Христа победителем, Который якобы отнял власть у Бога Отца, заменив Его Собою.

Маркион был в числе первых, кого ранняя церковь объявила отступником, а его учение заблуждением. В середине 2-го века н. э. Церковь хорошо понимала заявление Христа: «Всякий, кто видел Меня, видел и Отца»; и слова апостола Павла, который учил, что Христос есть «образ Бога невидимого» (Библия. От Иоанна 14:9; Колоссянам 1:15)

К Кому обращался Иисус в своих многочисленных молитвах? К Кому Спаситель учил обращаться Своих учеников в молитве «Отче наш»? Конечно же, к любящему Небесному Отцу!

Чем внимательнее мы читаем в Евангелиях о служении Христа, чем внимательнее прислушиваемся к Его словам, записанным на страницах Библии, тем яснее понимаем, что Бог Отец по Своему характеру выглядит таким же, как и Христос, и наоборот.

Под влиянием философии

Неверные представления о Боге среди христиан столетиями формировались под влиянием классической древнегреческой философии. К примеру, идеал стоиков, выраженный в древнегреческом термине «Апатия» – достижение высшего состояния, свободного от всех страстей и чувственности, впитали в себя будущие богословские школы и направления.

Многие греко-римские философы видели в эмоциях плотскую слабость и зло, в отличие от безразличия и невозмутимости мудреца, который стоит выше удовольствий и страданий. Это и порождало выводы о том, что Бог не может быть настолько слабым, чтобы испытывать чувства и эмоции. Считалось, что Бог должен быть апатичным и свободным от печали или злости, которые присущи смертным. Бог Аристотеля был «основным началом», но при этом оставался неподвижным – он не эмоционален и исключает всякую чувственность.

Христианский апологет Климент Александрийский (150–215 гг.) проповедовал, что христиане должны уподобляться Божьему совершенству во всех деталях повседневной жизни: сидеть правильно, говорить тихо, воздерживаться от страстей, смеха, эмоциональных порывов и т. д. Эмоциональность Бога Отца смущает даже некоторых современных верующих.

Уникальная притча

Интересно то, что вопреки упоминаемым выше убеждениям, представления о Боге с перспективы Ближнего Востока отражают Его как эмоциональную сущность. Это хорошо видно из притчи о блудном сыне, которую однажды рассказал Иисус Христос (См. Библия. От Луки 15:11–32).

В притче повествуется о том, как младший сын потребовал у отца свою долю наследства, решив уйти из дома, чтобы жить самостоятельной, и в свое удовольствие, жизнью. Промотав все наследство вдали от дома, обнищав, сын решается вернуться к родному отцу. Он искренне осознает себя виновным и надеется, что отец примет его хотя бы в число наемников. Когда издалека отец увидел возвращающегося сына, он побежал ему навстречу, бросился ему на шею и стал целовать. Затем он приказал одеть сына в лучшую одежду и приготовить в честь него большой пир. Притча заканчивается тем, как отец пытается объяснить недоумевающему старшему сыну свое отношение к его младшему брату, который духовно «был мертв и ожил, пропадал и нашелся».

Совершенно очевидно, что отец в притче представляет Бога Отца. Добрый, милосердный, любящий и долготерпеливый отец блудного сына может показаться нам совершенно не таким, как Бог, Которого мы ранее себе представляли.

Поступок блудного сына

Исследователь Кен Бейли, изучавший культурные традиции Ближнего Востока, обнаружил много неожиданного и интересного в притче о блудном сыне.

Во время своего путешествия по Ближнему Востоку Бейли сотни раз задавал местным арабам один и тот же вопрос: «Известен ли вам случай, когда бы сын потребовал свое наследство у отца?» Ответ был всегда однозначным: «Нет!» Это было немыслимо и трудно себе представить в контексте культуры Ближнего Востока. Это вызвало бы невообразимое возмущение потому, что нанесло бы вопиющее оскорбление отцу и всей семье.

Для нас, современных людей, поступок младшего сына выглядит как глупость, свойственная юному возрасту: капризный юноша просто требует свою долю для того, чтобы стать независимым и самостоятельным.

Но как отмечает Генри Ноувен, той культуре это несвойственно: «Уход сына – это бессердечный отказ от дома, в котором он родился и вырос, отречение от самых ценных и фундаментальных традиций, которые всегда поддерживались окружающим обществом, частью которого был и он сам... Это больше чем неуважение. Это предательство семейных и общественных ценностей».

С точки зрения Ближнего Востока, поступок младшего сына являлся преступлением, которое несло угрозу всему семейному бизнесу. Ведь он неожиданно потребовал свою долю раньше положенного времени. Сына совершенно не заботило то, какие последствия могут быть: ни смерть отца, убитого горем и позором, ни будущее всей семьи, которая может просто не выжить и лишиться всего. Парня заботили лишь собственные интересы, чтобы радоваться жизни и следовать своим желаниям.

Бейли рассказывает историю, как один его хороший знакомый однажды пришел к нему и голосом, полным отчаяния, сказал: «Мой сын хочет моей смерти!» Оказалось, что его сын неожиданно поднял вопрос о своем наследстве. В той культуре такой поступок потряс бы любого. Несмотря на то, что пожилой отец был до этого в добром здравии, спустя три месяца он скончался. Поступок сына считался настолько тяжелым, что его мать говорила о смерти отца, которая наступила не теперь, а уже тогда, когда сын его шокировал: «Отец умер той самой ночью!».

Трагедия разрыва отношений

Погружаясь все более и более в глубь смысла притчи о блудном сыне, мы обнаруживаем серьезную разницу в том, как многие верующие сегодня понимают грех.

Мы можем смотреть на грех как на нарушение установленных правил, как своего рода начисление штрафов в небесной судебной системе за неправильную парковку или превышение скорости. И затем мы полагаемся верой на Христа, в надежде, что Его искупительная жертва оплатит все наши «штрафы». В таком случае и получается, что «мстительного» Бога и бессердечных судей беспокоит лишь то, чтобы закон был удовлетворен выплаченным в полном объеме штрафом.

Однако Христос в притче изображает грех как катастрофу, связанную прежде всего с разрывом отношений между грешными людьми и небесным Отцом. Это огромная трагедия и грех предательства против любящего Бога, который заботится о каждом человеке, как о Своем родном сыне или дочери.

Чуткий Отец

Образ отца и блудного сына не являлся чем-то новым в притче Иисуса. Эти два образа часто встречаются на тех страницах Священного Писания, которые были написаны задолго до того, как Христос рассказывал Свою притчу. Спасителю они были хорошо известны.

Многократно Библия передает прямую речь Всевышнего через пророков к Его народу Израилю, как чувственную речь отца к своему сыну. Особенно трогательна она была в дни отступничества Божьего народа: «Когда Израиль был ребенком, Я полюбил его, из Египта призвал Своего сына… Я учил Ефрема (имя наибольшего израильского колена. – Авт.) ходить, брал их к Себе на руки, а они не подозревали, что Я ухаживал за ними! Узами человечности Я влек их, узами любви – Я для них был как тот, кто снимает ярмо с шеи… Неужели Я выдам тебя, Ефрем? Неужели продам тебя, Израиль?.. Переворачивается Мое сердце, пылает Моя жалость! Нет, Я не дам волю гневу, не буду снова губить Ефрема – ведь Я Бог, а не человек» (Библия. Осия 11:1–4, 8, 9. Перевод РБО).

Бог так же выражает чувства к Своему народу через пророка Иеремию: «И сказал Я: Как же буду считать тебя сыном, как дам тебе желанную землю, удел прекрасный, красу народов? Я думал, ты звать Меня будешь „Отец мой”, от Меня не отступишь. Но, как жена изменяет мужу, так и ты изменил Мне, Израиль! – говорит Господь»; «Но разве Ефрем – не сын Мой милый, не дитя Мое дорогое?.. Сердце Мое о нем тоскует, его Я помилую! – говорит Господь» (Библия. Иеремия 3:19–20; 31:20. Перевод РБО).

Разве эти слова не раскрывают нам образ любящего, тоскующего Отца, стоящего у порога и ожидающего возвращение блудного сына – Ефрема?

Иисус использует эти библейские образы, показывая, как скорбь и боль Отца сменяется на радость и ликование, когда любимый ребенок возвращается домой!

Характер, намерения, чувства Христа, которые отображаются по отношению ко всем людям в Евангелии, абсолютно соответствуют характеру, намерениям, чувствам Небесного Отца. Бог Отец и Сын – едины. Именно об этом недвусмысленно однажды сказал Иисус Своим слушателям: «Я и Отец ОДНО!» (Библия. Иоанна 10:30).

«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Библия. От Иоанна 3:16).


К НАЧАЛУ СТРАНИЦЫ

Автор: Валерий РУЧКО. Печатается с сокращениями
 
Просмотров: 1403