«Гражданин высокого небесного гражданства» - часть II

 (Ранний период творчества Н.В. Гоголя)

ТАМ, ГДЕ ОДНИ ВИДЯТ «ПОЭТИЧЕСКУЮ КАРТИНУ МИРНОЙ И СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ», «ЛУЧШИЕ ЧЕРТЫ И КАЧЕСТВА СВОБОДОЛЮБИВОГО УКРАИНСКОГО НАРОДА» «ВЕСЕЛЫЙ, СКАЗОЧНЫЙ И СВЕТЛЫЙ МИР ГЕРОЕВ ПОВЕСТЕЙ» И НЕЗАБЫВАЕМЫЙ НАРОДНЫЙ ФОЛЬКЛОР – ДУХОВНЫЙ ЧЕЛОВЕК, НЕСОМНЕННО, УСЛЫШИТ СВОИМ ВНУТРЕННИМ УХОМ СТЕНАНИЕ И ПЛАЧ БИБЛЕЙСКИХ ПРОРОКОВ.

Портрет Н.В.Гоголя. (Ф. Моллер)

(Продолжение, начало в Акцент №7 2011) 

«ВЕЧЕРА НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ»
 

«Это мчатся духи ночи, это искрятся их очи,
В час глубокой полуночи мчатся духи через лес.
Что их мучит, что тревожит? Что, как червь, их тайно гложет?

Отчего их рой не может петь отрадный гимн небес?
Всё сильней звучит их пенье, все слышнее в нем томленье,  

Неустанного стремленья неизменная печаль, –
Точно их томит тревога, жажда веры, жажда Бога,
Точно мук у них так много, точно им чего-то жаль»

    (Константин Бальмонт 1893 г.)

Пожалуй, из всех циклов гоголевских произведений, этот наиболее известный и любимый многими. Но там, где одни видят «поэтическую картину мирной и счастливой жизни», «лучшие черты и качества свободолюбивого украинского народа» и «веселый, сказочный и светлый мир героев повестей» – духовный человек, несомненно, услышит своим внутренним ухом стенание и плач библейских пророков.

С самого начала Гоголь достаточно ясно понимал поставленную перед собой литературно-художественную задачу. По его глубокому убеждению, общество нельзя устремить «к прекрасному, пока не укажешь всю глубину его настоящей мерзости».¹ Это поистине своем роде мессианская задача, цель и смысл пророческого служения, но в «николаевской России», где все находилось под жестким контролем цензурного комитета, осуществить напрямую этот замысел было практически невозможно.

Гоголь намерено прибегает к тонкому, паремиическому языку притч и иносказаний, пытаясь своим пером освятить главную проблему нашего мира: отпадения человека от вечных Заповедей Божьих и, как следствие, – демонизм, во всех сферах человеческого бытия.

Николай Бердяев писал: «Гоголя мучило, что Россия одержима духами зла и лжи, что она полна рож и харь и трудно в ней найти человека…. Он видел метафизическую глубину зла, а не только социальное ее проявление».²
«Вечера» – это точно неопределенное, сумеречное время, когда уже позади свет прежнего дня. Время, предшествующее неизбежно наступающей тьме; время длинных теней и неясных, пугающих очертаний, когда легко сбиться с пути. В мессианском смысле, это время принесения пасхальной жертвы, дающей человеку надежду пережить ночную тьму и встретить утро нового дня, когда «взойдёт солнце правды и исцеление в лучах его»³. У Дмитрия Мережковского есть такие замечательные строчки:

«И перед смертью кроткий взгляд,
О день, кидаешь ты с любовью
На беспредельные поля,
И, мнится, чьей-то знойной кровью
Облиты небо и земля…»

«Вечера» – это то состояние человеческого сердца, которое пытался понять и описать Гоголь спустя 19 столетий после воскресения Христа и Его победы над сатанинской тьмой, и девять столетий, как во имя этой победы была крещена Русь.

Гоголя уже нет, как впрочем, нет и гоголевской России, но мы, кажется, по-прежнему блуждаем в духовных сумерках, близ какой-то «Диканьки».

В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Гоголь показывает, насколько глубоко демонические силы срослись с человеческой жизнью и как с этим потусторонним нечистым миром духов, бесов, чертей, ведьм и колдунов активно, и даже порой охотно, взаимодействует христианско-патриархальный, малороссийский мир сватов и кумовьев, парубков и девчат, казаков и волостных писарей, деревенских дьячков и пономарей.

Зло живет вместе с человеком и старается «обморочить» («Заколдованное место»), и «подучивать на грехи добрых людей и честных христиан» («Ночь перед Рождеством»), но, к сожалению, сам человек вовсе не стремится истребить его из своей жизни. Более того, человек привык к злу, сжился с ним и в своем доме, и в Божьем храме. Зло, почти как домашнее животное, которое при необходимости даже можно приспособить к своим нуждам. Например, использовать злые силы, чтобы способствовать скорейшему заключению святого таинства брака («Сорочинская ярмарка», «Майская ночь или утопленница», «Ночь перед Рождеством»).

Конечно, человек нередко проклинает «бесовское наваждение», пытаясь откреститься от него «крестным знамением» («Сорочинская ярмарка», «Пропавшая грамота», «Ночь перед Рождеством», «Заколдованное место») или оградиться от него «святыми стенами», или «обетом» молчания («Вечер накануне Ивана Купала», «Страшная месть»). Однако ни стены, ни крестное знамение, ни святая вода, ни подвиг отшельничества, ни какие другие традиционные религиозные атрибуты не могут спасти человека от плена темных сил. Ведь зло – это не мифические или сказочные персонажи из народного фольклора, залетающие к нам через печную трубу. Зло гнездится в сердце человека, как написано в Евангелии, которое ежедневно читал Николай Васильевич: «Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяние, любодеяние, убийство, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, – все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека».⁴

Но человек, погруженный в суету своего мирка и становясь пленником своих страстей, желаний и пороков, без Христа не в силах сам одолеть «обстояние бесовское», а сама по себе устоявшаяся система религиозных обрядов и традиций не имеет абсолютно никакой силы в борьбе с грехом.

Так что при всей полноте образов и искренности чувств гоголевских персонажей, мир, в котором они живут, трагически конфликтен – но не безнадежен. Человек может прозреть и увидеть, что «все, что ни скажет враг Господа Христа, все солжет, собачий сын! У него правды и на копейку нет!» («Заколдованное место»).
 

Скульптуры гоголевских героев украшают курортную зону и парковые территории г. Миргород

«МИРГОРОД»

«А вышний Иерусалим свободен: Он – матерь всем нам».
   (Библия. Галатам 4:26)

Вслед за «Вечерами» Гоголь издает следующий сборник повестей, в котором продолжает развивать многочисленные и многоуровневые темы и мотивы первого сборника. Второй цикл объединяет четыре произведения, поражающие своей литературной и художественной глубиной, целостностью и одновременно задуманные автором как дополняющие друг друга части одного целого.

В самом названии цикла сразу же улавливается библейская аллюзия с городом мира – Иерусалимом. Слово «Иерусалим» в христианской религиозной традиции давно приобрело сакральный смысл и стало ассоциироваться с неким идеальным, благодатным местом, став символом райской жизни, радости, счастья, мира, согласия, изобилия и успокоения.

Многие уверены, что они были бы совсем другими людьми, и их жизнь сложилась бы иначе, если бы они жили в таком месте. Важно не забывать, что и Гоголь родом был из Миргородского уезда, и с этим местом связаны самые светлые и радостные воспоминания его детства.

Однако в «Миргороде» Гоголь показывает, что ни одно идеальное место, ни один земной рай не может исцелить человека от его греховной природы, и никакие внешние благодатные факторы не могут дать человеку гармонию с самим собой, с окружающими его людьми и с Богом, если этой гармонии нет внутри самого человека.
В Евангелии Христос сказал, что «Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: «вот, оно здесь» или: «вот, там». Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть».⁵ А апостол Павел разъясняет, что «Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе. Кто сим служит Христу, тот угоден Богу и достоин одобрения от людей».⁶

Географический Иерусалим, в древности «радость всей земли»⁷, очень скоро был назван Богом «городом кровей»⁸ и был разрушен вместе с храмом потому, что его жители отвергли Слово Божье, Его заповеди и попрали суд, милость, правду, и принципы божественной любви в своей жизни.

Памятник Н.В.Гоголю на ж/д станции Миргород

В сборнике «Миргород» Гоголь также стремится показать, что участь нашего «Иерусалима»: нашего общества, нашей церкви, нашей семьи, или нашей души – зависит не от внешних обстоятельств, а от той духовно-нравственной основы, на которой мы созидаем.

Еще одной, важной особенностью этого сборника является то, что в отличие от «Вечеров на хуторе близ Диканьки», где силы зла принимают яркие, фантасмагорические образы, в «Миргороде» эти персонажи практически отсутствуют, за исключением повести «Вий», да и то их видит только один ученик духовной семинарии. В то же время, выражаясь словами Гоголя, «незримое присутствие» этих сил угадывается в параллельных, мелких деталях двух сборников. Например, в повести «Ночь перед Рождеством» черт превращается в коня, а в повести «Тарас Бульба», конь Бульбы имеет кличку «Черт». В повести «Майская ночь или Утопленница», мачеха превращается в ведьму-кошку, несущую смерть, а в повести «Старосветские помещики» кошка становится знамением близкой смерти и т. д. Как верно подметил Дмитрий Мережковский: «…в мелочах микроскопических, неуловимых обыкновенным глазом, таится самая сущность, душа предмета».⁹

Можно предположить, что Гоголь намеренно делает демонические силы как бы «незримыми» и окружает человека хорошими обстоятельствами, чтобы лишить его соблазна оправдывать свой личный грех внешними, потусторонними причинами.

Продолжение читайте в Акцент №3 за 2012 г.

---------------------------------------------------------------------------------

1 – Гоголь Н.В. Духовная проза. М., 1992 с. 134.
2 – Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное издание YMCA-PRESS, 1955. – М: Наука 1990., стр. 68.
3 – Библия. Малахии 4:2.
4 – Библия. Евангелие от Марка 7:21-23.
5 – Библия. Евангелие от Луки 17:20, 21.
6 – Библия. Римлянам 14:17, 18.
7 – Библия. Псалом 49:2.
8 – Библия. Иезекииля 22:2, 3; 24:6.
9 – Мережковский Д.С. Акрополь: Избранные литературно-критические статьи. – М: Книжная палата, 1991., стр. 332.
 

К НАЧАЛУ СТРАНИЦЫ