«Гражданин высокого небесного гражданства» - часть IV

  (Ранний период творчества Н.В. Гоголя)

ДЕТСКИЕ И ЮНОШЕСКИЕ ГОДЫ НИКОЛАЯ ВАСИЛЬЕВИЧА ГОГОЛЯ – ЭТО ИМЕННО ТЕ ГОДЫ, КОГДА ПРОИСХОДИЛО ФОРМИРОВАНИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ БУДУЩЕГО ПИСАТЕЛЯ И ЗАКЛАДКА ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫХ ОСНОВ, КОТОРЫЕ СТОЛЬ ЯРКО ПРОЯВЛЯЛИСЬ В ЕГО ХАРАКТЕРЕ И ТАК РАЗИТЕЛЬНО ОТЛИЧАЛИ ЕГО ОТ СОВРЕМЕННИКОВ.

Автолитография Э. А. Дмитриева – Мамонова с рисунка 1840–х гг.

(Продолжение, предидущие части читайте в Акцент №7 2011,  Акцент №2 2012 и Акцент №3) 

 ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ ГОГОЛЯ

О юных днях в краю родном
Где я любил, где отчий дом…
И. Козлов (1827)

Общеизвестно, что прадед Гоголя был священником, дед окончил Киевские духовные Семинарию и Академию, отец Василий Афанасиевич Гоголь-Яновский учился в Полтавской Духовной Семинарии и отличался большим остроумием и широтой взглядов. Он любил собирать в своей усадьбе соседей, которых «занимал рассказами, полными неистощимого юмора». Он также «был большой любитель театра, устраивал спектакли в доме богатого соседа, и не только сам участвовал в них, но даже сам сочинял собственные комедии на темы малорусского быта». ¹

Уместно предположить, что свой острый ум, знаменитый юмор, иронию и отчасти литературный талант Гоголь унаследовал от отца, а вот в религиозном воспитании Гоголя большую роль сыграла очень «впечатлительная» и набожная мать – Мария Ивановна, по собственному его признанию, «предчувствовавшая несчастия, верившая снам». ²

В доме Гоголей на столе всегда лежало большое Евангелие, а любимым чтением матери, сестер и бабушки Татьяны Семеновны, тоже отличавшейся глубокой набожностью, были Минеи-Четьи в старинных кожаных переплетах. В доме стоял специальный сундук, в который вся семья собирала деньги для устройства церкви.

В общем, по воспоминаниям школьного товарища Гоголя (В.И. Любича-Романовича), искренняя вера отличала Гоголя «еще с детского возраста, когда он воспитывался у себя на родном хуторе в Миргородском уезде и был окружен людьми богобоязливыми и вполне религиозными». ³

 

Гоголевское училище, в г. Миргороде

 Смерть родных

Неожиданная кончина младшего брата Ивана (1819) и отца (1825), по всей видимости, усилила религиозно-аскетические настроения в семье Гоголей: Мария Ивановна «носила траур из самого грубого, шерстяного платья, что очень огорчало» сына.⁴ А сестра Ольга рассказывала, что она «часто молилась до потери сознания, до полного изнурения, и даже от продолжительного стояния на холодном полу у нее стала замечаться опухоль ног».⁵

Конечно, смерть брата и особенно отца была сильнейшим ударом и потрясением для 15-летнего Гоголя. На фоне общей набожности всей семьи и особенно религиозного фанатизма его матери, можно было бы ожидать, что у подростка произойдет кризис веры; что случившееся оттолкнет его от Бога и приведет в лучшем случае или в стан религиозных циников – скептиков-гуманистов, или подтолкнет его впечатлительную натуру на путь религиозного мистицизма (о котором позднее в адрес Гоголя совершенно необоснованно будут говорить очень многие) – но этого не случилось.

По словам юного Гоголя, от духовной трагедии его уберегла глубокая вера, чистая, искренняя любовь к Богу и доверие к Его Слову. Из Нежинской гимназии в 1825 году в письме к матери он писал: «Я сей удар перенес с твердостию истинного христианина. Правда, я сперва был поражен ужасно сим известием; однако ж не дал никому заметить, что я был опечален. Оставшись же наедине, я предался всей силе безумного отчаяния. Хотел даже посягнуть на жизнь свою, но Бог удержал меня от сего; и к вечеру приметил я в себе только печаль… смешанную с чувством благоговения ко Всевышнему… Благословляю тебя, священная вера! В тебе только я нахожу истинный источник утешения и утоления своей горести!»

Глубокая религиозность Гоголя, в отличие от его родных, не носила церковно-обрядовый характер. Несмотря на свои юные годы, он очень тонко чувствовал, где живая вера подменяется обрядоверием и где духовное содержание религии выхолащивается формами человеческих традиций.

Например, узнав, что мать собирается на очередное «богомолье» в Воронеж, Гоголь очень деликатно, уважая чувства матери, писал «Богу никак нельзя приписывать наших неудач. Бог милостив, и всякому, кто трудится с благоразумием и с осмотрительностью принимается за дело, Он всегда оказывает Свою помощь… Но если вместо этого мы предадимся бесплодным мечтаниям и будем сидеть сложа руки, надеясь во всем на милосердие Божье, то мы никогда не будем иметь ничего… Поэтому-то самому я не вижу даже большой необходимости ехать в Воронеж. Я уважаю очень угодников Божьих, но молиться Богу все равно, в каком бы месте вы ни молились. Он вездесущ, стало быть, Он везде слышит нашу молитву, и Ему столько молитва нужна, сколько нужны дела наши».⁶

Правила религии

О том, что Гоголь, оставаясь подлинно духовным человеком, не впал ни в одну из крайностей, свидетельствует такой факт: говоря о необходимости религиозного воспитания малолетней сестры Ольги, он в письме к матери от 2 октября 1833 года настойчиво просил: «Внушите ей правила религии. Это фундамент всего. <…> Не учите ее какому-нибудь катехизису, который тарабарская грамота для дитяти. И это не много тоже сделает добра, если она будет беспрестанно ходить в церковь. Там для дитяти тоже все непонятно: ни язык, ни обряды. Она привыкнет глядеть на это, как на комедию. Но вместо всего этого говорите, что Бог все видит, все знает, что она ни делает. Говорите ей поболее о будущей жизни…». В том же письме он вспоминал, что сам в детстве «ходил в церковь потому, что мне приказывали или носили меня, но, стоя в ней, я ничего не видел, кроме риз, попа и противного ревения дьячков. Я крестился потому, что видел, что все крестятся».⁷

Таким образом, не оглядываясь на окружающих, демонстративно презирая религиозно-обрядовый формализм и мистицизм, Гоголь невероятно рано самоопределился по пути особых, доверительных отношений с Богом. «От малых лет… – пишет Гоголь, – я пришел к Тому, Который один полный ведатель души и от Кого одного я мог только узнать полнее душу».⁸

ГИМНАЗИСТ

Для христианина нет оконченного курса;
он вечно ученик, и до самого гроба ученик.
Н. Гоголь

«Никогда не крестился»

Гимназия высших наук в Нежине, где с 1821-1828 гг.учился Н.В.Гоголь

В целом учился Гоголь не очень хорошо, всячески избегал занятий по математике, имел среднюю успеваемость, притворялся больным и нередко попадал в число тех лицеистов, которые «получили достойное наказание за их худое поведение» и оставлены без обеда.⁹ Лишь по отдельным предметам, таким как Закон Божий, изучение Священного Писания и «толкование Литургии» он получал самые высокие оценки.

Но и в этом случае, отношение Гоголя к православному образованию было особенным и совершенно не вписывалось в религиозные традиции того времени. Любич-Романович, учившийся с Гоголем в гимназии, вспоминал: «В числе странностей Гоголя было много его своеобразных взглядов на все то, что общество признавало для себя законом. Это Гоголь игнорировал, называл недостойным делом, от которого надо было бежать и избавлять себя, как врага, мечом мысли. В церкви, например, Гоголь никогда не крестился перед образами святых отцов наших и не клал перед алтарем поклонов, но молитвы слушал со вниманием, иногда даже повторял их нараспев, как бы служа сам себе отдельную литургию».¹⁰

Тот же свидетель отмечал, что Гоголь «не одобрял… степеней и градаций в церкви», и рассказывал, как «однажды Гоголь, недовольный пением дьячка, зашел на клирос и стал подпевать обедню, ясно произнося слова молитв, но священник… велел ему удалиться. Это страшно разобидело Гоголя, и он перестал ходить в церковь».

«Бог помогал мне»

Трудно даже представить себе, через какие трудности, препятствия и предубеждения приходилось проходить Гоголю-подростку, который, по словам его товарища, «служил нам в школе объектом забавы, острот и насмешек, и это тянулось до тех пор, пока он пребывал в нашей среде... Мы в то время, когда знали Гоголя в школе, не только не могли подозревать в нем «великого», но даже не видели и малого. Хотя его школьные успехи шли наравне с нашими... Этого не замечали также и наши учителя».

Но вот что удивительно. Несмотря на то, что «жизнь Гоголя в школе была, в сущности, адом для него»¹¹ – это его не сломало. Какие бы наказания на него ни накладывали в лицее, он всегда принимал их с покорностью, но при этом никогда не менял свои убеждения. Уже в зрелые годы Гоголь напишет: «Внутренне я не изменялся никогда, в главных моих положениях. С двенадцатилетнего, может быть возраста, я иду тою же дорогою, как и ныне, не шатаясь и не колеблясь никогда во мнениях главных… и точно, Бог помогал мне».¹²

ТЕАТР

Земное гибнет все… и слава и венец…
Искусств и муз творенья величавы,
Но там все вечное, как вечен сам Творец,
Податель нам венца небренной славы!
Там все великое, чем дух питался мой,
Чем я дышал от самой колыбели.
К. Батюшков

«Четвертое откровение»

В начале своего развития христианская церковь приняла и утвердила концепцию о том, что наш мир имеет три источника откровения о Боге, Его характере и творческой силе. Первое и наивысшее откровение – это явление в наш мир Иисуса Христа; второе откровение – Библия как особый и уникальный источник богопознания и, наконец, естественное или «общее» откровение, где богопознание происходит через природу – творение Божье.

Но уже в период раннего средневековья на статус «четвертого откровения» стало претендовать искусство как отражение мудрости, любви, красоты и гармонии Божества. И хотя в основе этой претензии лежал библейский тезис о том, что в этом мире «все из Него, Им и к Нему» (Послание к Римлянам 11:36), редко кто серьезно мог поставить искусство на один уровень с Христом, Священным Писанием и творением Божьим. Слишком много в этом предполагаемом откровении было плотского, слишком много в нем зависело от грешного человека и несло на себе отпечаток его падшей природы.

Значительно больше было тех, кто понимал, что искусство может только тогда исполнить свою миссию и стать «отражением мудрости, любви, красоты и гармонии Божества», когда подчинится первым трем откровениям и будет вдохновлено ими. Гоголь принадлежал именно к этой категории христиан.

Попытки ввести театр в число «священных искусств» предпринимались не один раз и в разное время, но закрепиться театру на одном пьедестале с архитектурой, живописью или музыкой никогда по-настоящему не удавалось.

И все же, с детства выросший в театральной атмосфере, Гоголь любил театр и часто выступал в роли директора, актера (в том числе и женских ролей), декоратора, художника, костюмера, гримера и режиссера лицейского театра. При этом театр для писателя не был праздным и увеселительным занятием.

Театральное искусство стало для Гоголя как для будущего драматурга и автора повестей большой школой. При чтении его произведений видно, как одна сцена сменяется другой, как по законам жанра выстраивается каждая композиция, как точно, вплоть до мелочей, воспроизводится материальная среда и интерьеры, в которых живут его герои.

Но самое главное, театр давал Гоголю возможность сказать и показать то, что в то время нельзя было передать прямым текстом. «Театр Нежинской гимназии развернул свою деятельность во время разгула реакции в России после подавления восстания декабристов, когда царизм стремился задушить любое проявление свободолюбивой мысли, не допустить образования тайных обществ, устранить инакомыслящих. Даже в деятельности лицейского тетра часть реакционно настроенной профессуры усмотрела крамолу. И театр на какое-то время был закрыт».¹³

«Из театра мы сделали игрушку»

Театральный зал в Яреськах, где часто играл Гоголь

Тема о театре подымается практически во всех публикациях о Гоголе, но в них не всегда уделяется внимание тому, а что же о современном ему театре думал и писал сам Гоголь? И не только о театре, но и об искусстве в целом.

В статье «Петербургские записки 1836 года» Николай Васильевич так отразил свои впечатления: «Уже лет пять, как мелодрамы и водевили завладели театрами всего света. Какое обезьянство!.. Клянусь, XIX век будет стыдиться за эти пять лет… Никогда еще не выходил из театра зритель расстроенный, в слезах; напротив того, в каком-то тревожном состоянии торопливо садился он в карету и долго не мог собрать и сообразить своих мыслей. И среди нашего утонченного, образованного общества такой род зрелища! Невольно передвигаются перед глазами те кровавые ристалища, на которые собирался смотреть весь Рим в эпоху величайшего владычества своего и притупленного пресыщения… Если собрать все мелодрамы, какие были даны в наше время, то можно подумать, что это кунсткамера, в которую нарочно собраны уродливости и ошибки природы… Из театра мы сделали игрушку в роде тех побрякушек, которыми заманивают детей, позабывши, что это такая кафедра, с которой читается разом целой толпе живой урок, где... показывается знакомый, прячущийся порок и, при тайном голосе всеобщего участия, выставляется знакомое, робко скрывающееся возвышенное чувство».

Позднее, Гоголь в своей записной книжке напишет: «Искусство упало. Высокой доблести, величие духа, все, что способно поднять, возвысить человека, являются редко. Все или карикатура, придумываемая, чтобы быть смешной, или выдуманная чудовищная страсть, близкая к опьянению».¹⁴

Но трезвый взгляд на современное ему искусство не мешал Гоголю видеть в нем колоссальный потенциал, могущий возродить в человеке «желание… идти к Богу».

«Незримые ступени к христианству»

Всю свою жизнь Гоголь искренне верил в силу искусства, в том числе и театрального, в его способность оказать преобразующее влияние на человека.

В 1845 году в письме к А. П. Толстому Гоголь писал: «…ваши нападения на театр односторонни и несправедливы… надобно смотреть на вещь в ее основании и на то, чем она должна быть, а не судить о ней по карикатуре, которую на нее сделали. Театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, если примешь в соображение то, что в нем может поместиться вдруг толпа из пяти, шести тысяч человек… Это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра. Отделите только собственно называемый высший театр от всяких балетных скаканий, водевилей, мелодрам и тех мишурно-великолепных зрелищ для глаз, угождающих разврату вкуса или разврату сердца, и тогда посмотрите на театр <…>. Развлеченный миллионами блестящих предметов, раскидывающих мысли на все стороны, свет не в силах встретиться прямо со Христом. Ему далеко до небесных истин христианства. Он их испугается как мрачного монастыря, если не подставишь ему незримые ступени к христианству… Есть много среди света такого, которое для всех отдалившихся от христианства служит незримой ступенью к христианству. В том числе может быть и театр, если будет обращен к своему высшему назначению…

Итак, не театр виноват. Прежде очистите театр от хлама, его загромоздившего, и потом уже разбирайте и судите, что такое театр. Я заговорил здесь о театре не потому, чтобы хотел говорить собственно о нем, но потому, что сказанное о театре можно применить почти ко всему. Много есть таких предметов, которые страждут из-за того, что извратили смысл их… Не будьте похожи на тех святошей, которые желали бы разом уничтожить все, что ни есть на свете, видя во всем одно бесовское. Их удел – впадать в самые грубые ошибки…

Друг мой! мы призваны в мир не затем, чтобы истреблять и разрушать, но, подобно Самому Богу, все направлять к добру, – даже и то, что уже испортил человек и обратил во зло».¹⁵

«Занавес»

Сегодня нам остается только сожалеть, что реформаторский взгляд Гоголя на театр приняли и поддержали единицы. «Толпа», в своем подавляющем большинстве, так и не захотела видеть в театре ни «кафедру» для проповеди добра, ни «незримые ступени к христианству».

Последний, кто до революции 1917 года попытался «обратить театр к своему высшему назначению», был внук императора Николая I великий князь Константин Романов – автор лучшего в мире перевода «Гамлета» на русский язык. В конце своей жизни, в течение десяти лет он работал над созданием грандиозной драмы о Христе, она называлась «Царь Иудейский». Музыка, текст, декорации, мельчайшие детали одежды актеров – все было плодом его авторства.

Но когда, наконец, работа была окончена и пришло время поднять театральный занавес, по всей Европе развернулись театры военных действий Первой мировой войны. Константин Романов умер, а Россия оказалась на пороге уже новой – кровавой – революционной драмы в двух частях: «Красный террор» и «Воинствующий атеизм».

При этом главный «драматург» новой России и вовсе провозгласил: «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк».¹⁶

КНИГИ

Все дух в нем питало: труды мудрецов,
Искусств вдохновенных созданья,
Преданья, заветы минувших веков,
Цветущих времен упованья.
Е. Баратынский

Страсть к книгам

Пожалуй, ничто так не ценил Гоголь в материальном мире, как книги. Он не просто любил книги и был заядлым коллекционером, готовым выписать книгу из-за границы только ради ее редкого формата или формы, но, в силу своей духовно-поэтической натуры и любви к литературе и искусству, отдавался книгам полностью, погружаясь в микромир каждой из них. Да и сама учебная программа лицея прививала не абы какую любовь к литературе.

Ради удовлетворения своей страсти к книгам Гоголь был готов терпеть даже нужду. Так, в письме к матери от 6 апреля 1827 года, он пишет: «Я отказываю себе даже в самых крайних нуждах, с тем, чтобы иметь хотя малейшую возможность поддержать себя в таком состоянии, в каком нахожусь, чтобы иметь возможность удовлетворить моей жажде видеть и чувствовать прекрасное. Для него-то я с трудом величайшим собираю все годовое свое жалованье, откладывая малую часть на нужнейшие издержки. За Шиллера, которого я выписал из Лемберга, дал я 40 рублей: деньги весьма немаловажные по моему состоянию; но я награжден с излишком и теперь несколько часов в день провожу с величайшею приятностью. Не забываю также и русских и выписываю что только выходит самого отличного».

Кроме домашней библиотеки, Гоголь имел доступ к богатой библиотеке Нежинского лицея. Один из выпускников «Нежинки» Николай Кукольник писал: «Библиотека гимназии <…> не походила на многие другие училищные библиотеки, не составляла запретной сокровищницы, доступной только для библиотекаря и для наглядного любопытства посетителей при торжественных актах. Нет, мы там учились».¹⁷

Значительную часть училищной библиотеки (не менее 3-х тысяч томов) составляли подлинные рукописи 16-18 столетий.

«Тайная» библиотека»

Но помимо официальной библиотеки была библиотека, которую лицеисты создали в складчину за свой счет, втайне от своих одиозных наставников, выписывая произведения Пушкина, Рылеева, Дельвига, Грибоедова, Фонвизина, Жуковского, Бестужева-Марлинского, Н. Полевого, В. Одоевского, Козлова, а также журналы «Московский телеграф», «Московский вестник» и т. д. И конечно, душой и верным хранителем этой библиотеки был Гоголь. Он «усаживал читателя на скамейку, и тот не имел права вставать до окончания работы над книгой. Кроме того, перед тем как выдать книгу, Гоголь предлагал на указательный и большой палец надеть бумажный наперсток, заготовленный им заранее».¹⁸

Свою любовь к книгам Николай Васильевич пронесет через всю жизнь, и позднее, на закате своих лет, в «Авторской исповеди» Гоголь напишет: «Книги законодателей, душеведцев и наблюдателей за природой человека стали моим чтением. <…> И на этой дороге, не чувствительно, почти сам не ведая как, я пришел ко Христу, увидевши, что в Нем ключ к душе человека».¹⁹

***

Почти девять лет Гоголь провел в стенах Нежинского лицея, но не только его атмосфера, отдельные предметы или педагоги оказали влияние на его мировоззрение. Душа Гоголя все время была незримыми узами связана с миром природы, миром искусства и миром литературы, особенно поэзии.

Каждый из гоголевских «миров» достоин специального изучения, и если мы не упустим из виду то, что его мировосприятие было не просто религиозным, а христоцентричным, тогда внутренний мир самого Гоголя не останется для нас далекой и непознанной галактикой, а станет раскрываться как путь духовного человека, «алчущего и жаждущего правды».

Продолжение и заключение читайте в Акцент №5 за 2012 г.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

1. Настольный энциклопедический словарь. Т. 3. Москва, 1903. С. 1263.
2. Гоголь М. И. Записки // Шенрок В. И. Материалы для биографии Н. В. Гоголя. Т. 1. М., 1892. С. 53.
3. Глебов С. И. Воспоминания о Гоголе // РС 1910. № 1. С. 73-74.
4. Гоголь М. – С. Аксакову от 3 апреля 1856 // Современник, 1913. Кн. 4. С. 248.
5. Чаговец В. А. Семейная хроника Гоголей (По бумагам семейного архива) // Памяти Гоголя: Научная литература. сб. К., 1902. С. 36-37.
6. Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений: в 14 т [М.; Л.]: Изд-во АН СССР, 1937—1952.// Т. 10. Письма, 1820—1835 / Ред. В. В. Гиппиус. 1940. С. 329—331.
7. Письма Гоголя (под ред.В. И. Шенрока) Пб., 1902. Т 1. С. 260.
8. Гоголь Н. В. Указан. соч. // Авторская исповедь. Т. 8. С. 438.
9. Смирнова Р. Секреты биографии Гоголя. «Зеркало недели» № 3, 24.01.2004.
10. Любич-Романович. Н. В. Гоголь в лицее // ИВ. 1902. Кн. 2. С. 553-555.
11. Любич-Романович. Указан. соч.
12. Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем с портретом Н. В. Гоголя. СПб., 1856. С. 408.
13. Пляшко Л. А. Город, писатель, время. Нежинский период жизни Н. В. Гоголя. Киев: Наукова думка, 1985. С. 45.
14. Гоголь Н. В. Выбранные места из Переписки с друзьями. Санкт Петербург, 2005. С. 54, прим. 85.
15. Гоголь Н. В. Указан. соч. С. 54-60
16. Ленин В. И. Полное собрание сочинений (5-е издание) М.: Издательство политической литературы, 1967 — 1981. Т. 44, С. 579.
17. Кукольник Н. Лицей Безбородко. СПб., 1859. С. 19, 20.
18. Пляшко Л. А. Указан. соч. С. 42.
19. Гоголь Н. В. Указан. соч. //Авторская исповедь. Т. 8. С. 436.

 

К НАЧАЛУ СТРАНИЦЫ